Мисс
Ее не хотели ни в жилище, где жила, ни в коллективе техникума, где вдохновляла. Прекрасная, прекрасно одетая и зализанная, с совершенным макияжем, маникюром и образами, с одной стороны. Угрюмая, надменная, веющая злостью и нелюбовью ко всему, — с иной стороны.
Кто-то из абитуриентов дал ей прозвание «мадам». Оно быстро взялось, и так заочно ее стали представлять и учители, и абитуриенты. Однако от этого прозвания дышало не почтением, а полуприкрытым презрением.
Она жила сама. Никаких подружек, никаких посетителей… Пожелания с Днем рождения, 8 мая, Новым годом, дорогостоящие презенты, знаки интереса со стороны коллег являлись необходимым феноменом. Тем не менее, мисс обожала приобретать это и от абитуриентов. Дать долг воспитанности и поприветствовать кого-то ответно казалось недопустимой роскошью.
Крупнейшим наслаждение в жизни было для нее бесславие прочих. Она видела изнеможение злосчастного человека, его упрашивающие глаза и праздновала.
Обожала абитуриентов застенчивых, льстящих и терпеть не могла важных, целенаправленных, вольнолюбивых, понимающих себе стоимость. Вдавить подобных в слякоть, разломать, придавить к ногтю!
Ее уроки недостаточно сообщить не хотели – их недолюбливали. Из замечательнейшего объекта она ухитрилась сделать что-нибудь неописуемо неинтересное и печальное. Она разбирала лекции с учебника, принуждая абитуриентов конспектировать всё, вплоть до запятой. Затем собирала лекции и рассматривала только начало и конец записей. Однако это делалось только для того, чтобы все находились и знали собственное место. Все хорошо, все верно. К чему волнения, переживания – от них возникают сивые волосы и морщинки. Это все не для нее. Мисс крайне дорожила собственной наружностью.
Она была тираном и на работе и дома. Оставалось только дивиться, что сын повысился нежным и добрым. Наверное, это случилось лишь потому, что его обучением занимался отец.
Когда сыну исполнилось 18 лет, супруг ушел из дома. Собрал сумочку и ушел. Не было никаких дебошей и раздоров. Он возобновлял давать денежные средства в семью через сына. А на ее вопрос – отчего он ушел – дал ответ, что желает жить.
Страшным было то, что сын утвердил сторону отца. Он еще более отклонился от мамы, однако остался жить с ней в одной квартире, делая ее прихоти и капризы.
И когда-нибудь в их дом вошла женщина. Она была именно из того вида, что так терпеть не могла мисс. Горделиво приподнятая голова, убежденность в глазах, ощущение своего преимущества. Она была превосходна собой, крайне женственна, однако, синхронно, несгибаема. Женщина, представлялось, не направляла интереса на попреки, дебоши, регулярные прицепки. Мисс внимала, подглядывала, разносила гадкие кривотолки, сетовала всем окружающим на «ужасную невестку». Однако это поворачивалось против нее же. Деликатную, развитую, веселую женщину обожали и в жилище, и на работе. А самое важное, ее обожал сын.
И все равно мисс не проигрывала. Она старалась раскрыть сыну глаза на многие «грехи» его супруги, а достигла только того, что он прекратил с ней общаться.
Когда-нибудь утром мисс услышала, что женщина заявила «мне ее крайне жалко, она основательно несчастливый человек». Вот этого ощущения жалости мисс не могла извинить данной девочке. Юные ушли жить на квартиру, а позднее переехали к папе.
Мисс осталась одна. И это представлялось ей счастьем. Она наконец жила так, как планировала, лелеяла и ласкала себя излюбленную и возобновляла изливать недовольство и нелюбовь на окружающих.
Прошло несколько месяцев. Из расцветающей девушки мисс становилась в злобную, скаредную, брюзгливую старуху. Ее празднично вели на пенсию, организовали роскошный бал, однако обходительно заявили, что в ее услугах больше не нуждаются.
Уделом мисс стали телесериалы. Она вычерпывала в них силы и наитие для войны с соседями, ЖЭКом, детьми, участковым лекарем… Перечень этих людей можно было продолжать целую вечность, однако в первую десятку «мерзавцев» вошли ее прежний супруг, сын и невестка. Мисс даже не думала, что сама виновата почти во всем. Ей не было выдано природой сочувствие, сочувствие, отзывчивость. Но несмотря на это с лихвой были предоставлены нелюбовь и беспощадность к лицам.
Когда-нибудь ей стало слабо – грудь стиснуло, веять стало нечем, в глазах потускнело. Из заключительных сил она раскрыла дверь, затем накопила номер мобильного телефона сына и шепнула в трубку «помогите». Ей представлялось, что в настоящее время сюда прилетят и супруг, и сын. И все пойдет как и прежде. Она будет королевой, а они будут ей служить и делать мизерные капризы.
Через двадцать секунд в дверь забежала…ее невестка с командой «скорой помощи». Помощь смогла своевременно. Выполнив собственное дело, медики заявили, кого она обязана благодарствовать. И поразились той нелюбви, которая была в глазах данной старой девушки. Нелюбви при виде человека, сохранившего ей жизнь.
Девушка приезжала ежедневно: ухаживала, питала, обменивала платье, вычеркивала и прибирала. Она просто давала долг воспитанности девушке, родившей и воспитавшей ее супруга. Когда осознала, что свекрови стало лучше, просто и легко ушла.
Покоясь в кровати, у мисс было время, чтобы задуматься о собственной жизни. Она помнила юность, полуголодное студенческое существование, встречу с грядущим супругом. Он дал ей вероятность приобретать формирование, прекрасно одеваться, приобретать дорогостоящую парфюмерию, идти к самым лучшим парикмахерам города. Однако с течением времени это позабылось. Представлялось, что он совершенно не отвечает ей — прекрасной, холеной, популярной. Затем появился на свет сын. Сколько же крови он ей повредил собственными заболеваниями! И так как не названивает, не возникает, плохой сухарь. А это девчурка! Да иная бы ноги ей обнимала!
Все мероприятия прокручивалась перед глазами, как фотопленка. Мисс так и не осознала, что просуществовала собственную жизнь как прекрасный, однако токсичный сорняк. Она не видела, она уничтожала. Жила в собственном закрытом мирке, унижая и обижая прочих, считая в данном наслаждение. Просуществовала, не беспокоясь о близких, не даруя им любовь и ласку. Прохладная, недостижимая. Никому не необходимая и никем не возлюбленная. Мисс.
Различные люди встречаются нам в жизни. Кого-то мы вспоминаем с теплотой, нежностью, любовью, ясной тоскою, а определенных – с раздражением. Точнее, определенных и припоминать не хочется. Невинны были миксолидийские боги: наиболее ужасная расправа – игнорирование.